Дежавю.
Который раз с неясным чувством я берусь за перо. Настоящее перо, гусиное. Дочка снабдила его шариковым стержнем, осталось только мечтательно подпереть щеку рукой и писать. Но писать о женщине! А если она поэтесса, да одинока, да возрастом возле бальзаковской виконтессы д'Эглемон, что тогда?
"Я когда-то жила в этом городе -
только очень, очень давно..."
Наши времена извели поэтов. Мы давно не кормим их с руки, этих редких птиц, а когда жизнь отторгает искусство, возникает та пустыня, о которой нас пророчески предупреждали древние.
Вечерами, на посиделках "Et-Cetera", ловлю себя на мысли, - чего в Вите Штивельман больше, поэтессы или женщины. Сказать, что это слилось в ней воедино, значит солгать. Нет, это раздельно. Настолько раздельно, что когда она оглядывается через плечо и улыбается кому-то из друзей, это Женщина.
Её смеющиеся глаза, экспансия в плавных движениях, энергия жизни шириной в море, ну какие сомнения?
Я видел, слышал, я жил в том пространстве, где она читает стихи, - свои, Бродского, Эмили Дикинсон, Франсуа Вийона, снова свои. Глаза её становятся бездонными, она улетает в иной мир, гулкий, нездешний, параллельный.
Эти красные крыши косые
ни на что не похожи –
но под одной из них
была комната с холщовой
занавеской и грубым столом.
На него я ставила корзинку
из зеленной лавки, рывком.
В её стихах запах цветов, тепло земли, утраченная неопределенность и тревога, желание и обреченность. Что это? Израиль? Гриновский Зурбаган с бликами мира её стихов сквозь тающий туман над морем?
А небо отражается в реке.
И твердь одна, прозрачна
и бездонна,
на твердь другую смотрит
благосклонно.
Рука лукавит. Блики вдалеке.
А звёзды отражаются
в цветах.
Цветы вбирают всеми
лепестками вечерних звёзд
безмолвное мерцанье,
и отвечают трепетом листа.
Вот так же, расточительно
нежны, мои глаза в твоих
отражены."
Жена, заслушавшись, склонилась головой на моё плечо: "Как это хорошо!" Да, именно изящество, благородство, "bona dicta", составное поэтического духа Виты.
Это современность, это настоящее, это рядом с нами. Не декадентство ли серебряного века, педантичное английское пуритантство стали зелёной травой прорвавшейся к свободе лире?
Или недавнее, - цветастые рубашки, виски, психоделическая музыка, взгляд на мир Йоко Оно, скрещенный с талантом Джона Леннона.
Всё лучшее времён собратьев по цеху времён хиппи, когда те, накурившись "божественной травы", раскладывали свои тела на берегу бунтующего моря под тела таких же бунтующих поэтов и музыкантов.
Как над океаном после шторма, воцаряется высокое голубое чистейшее небо, так и здесь, в крике чаек и блеске роскошного дня родилось свободное, открытое племя богемы, которое живёт по законам, где совесть, честь и любовь верховодят в жизни. У них иначе. У них светло, честно и открыто. Этот полёт стихов Виты завораживает. Тому подтверждение международные поэтические фестивали, признание, призы, аплодисменты.
Телом и душой в дороге
и под солнцем и в тумане
мы ночуем под пологом
мы ночуем в балагане.
мы пестры своим нарядом
не найдёте нас на карте
мы - нигде и всё же рядом,
мы - Комедия Дель Арте.
Это - любимое. Это её душа распахнула нам навстречу ладони и сердце.
Так значит, всё-же, прежде - Поэтесса? Вот же её лиричность, такая тонкая, надмирность, изящная и чувственная эротичность, спаянная с драмой, жизнью. Многим ли поэтам удаётся соединить это вместе в своём творчестве?
Поэт Андрей Белый был уверен, что мы пленяемся не смыслом слова, а его музыкальной силой, звуком слов. Для него видеть звуки в цвете было так же естественно, как дышать. Отсутствие цветного слуха в художнике пера и кисти - изъян. У Виты это палитра, цветной балаган звуков, песни, танца. Такой вот синкретизм всего её творчества.
Современные поэты живут своим внутренним миром. Уход в себя - основная стезя, тенденция служителей Феба. Свои ощущения, чувства, рефлексии интересуют поэтов гораздо больше, чем окружающий мир.
Вита живёт другой жизнью, совершенно другой. Она обитает в мире, который заблуждается там, где другим всё ясно с первого взгляда, где совершаются таинства, до которых обывателю просто не дойти. Это только на первый взгляд в её душе нет дверей, всё нараспашку.
И всё-таки перед нами Женщина, скрывающаяся и загадочная, сильная и удивительно беззащитная. Что же прячет? От чего бежит? Чего так оглушительно боится? Но здесь граница, река, дорога обрывается. Такие вопросы женщине задавать нельзя. И она остаётся для нас Витой, с космосом Vert Paul Veroneze загадочных глаз, улыбкой Дамы из Лувра и её стихами. Попытайтесь заглянуть за них. Там целый мир.
Олег Турсул.
